Старая Удомля. Воспоминания Евгения Стеблова

Е.Ю. Стеблов 
Народный артист России

Разыскивая информацию о старой Удомле, на страницах сайта Удомельской центральной библиотеки, я нашла выдержку из письма актёра Евгения Стеблова, где он упоминает о своём пребывании в Удомле в 1948-50х гг. 

Как оказалось, его родственник, Павел Павлович Стеблов, был главным врачом Удомельской больницы.

Как известно, организатором и первым врачом больницы в Удомле была жена изобретателя радио А.С. Попова – Раиса Алексеевна:

Р.А. Попова

«Идея организации больницы возникла у Раисы Алексеевны давно.  Еще в 1914 году до 1 империалистической войны была начата постройка больницы, но начавшаяся война прервала ход строительства. Оставшись в Удомле на зиму 1918-20 годов, Раиса Алексеевна поставила перед местными и областными руководителями вопрос о больнице.
…Больница начала поспешно отстраиваться. В марте 1920 года состоялось торжественное открытие больницы. … Штатной должности врача тогда не было, но Раиса Алексеевна вела ежедневно амбулаторный приём.
Осенью вернулся из армии доктор Стеблов и заменил Раису Алексеевну. Хотя Раиса Алексеевна проработала в больнице меньше года, но именно она организовала больницу, была её первым врачом». (Из воспоминаний Е. Поповой – Кьяндской, Газета «Путь Октября», 17 ноября 1973 года, №138(6762), http://pravnuchka.ru/zhena.html)    

Павел Павлович Стеблов был женат на Екатерине Ивановне Аксаковой, дочери лесопромышленника Ивана Павловича Аксакова. Именно ей принадлежало имение Лубенькино на берегу озера Удомля. 

Аксаковы продали усадьбу Лубенькино одному из восьми сыновей Павла Михайловича Рябушинского – Сергею Павловичу, который и стал последним владельцем имения. Сами Аксаковы жили в д. Бережок.

Павел Павлович Стеблов умер в 1942 г., похоронен на Троицком кладбище.

Вот что пишет в своём письме Евгений Юрьевич Стеблов:

«…У моего деда Виктора Павловича Стеблова «генерала» путей сообщения было два брата Анатолий и Павел. Оба они были военно-морскими врачами. Анатолий был контр-адмиралом. Воевали в Порт-Артуре. Прошли японский плен. Павел Павлович был женат на Екатерине Ивановне, дочери местного лесопромышленника. Павел Павлович был главным врачом Удомельской больницы. 

П.П. Стеблов и Е.И. Стеблова около Удомельской больницы

Я в возрасте 4-5 лет был в гостях у Екатерины Ивановны (1948- или 1950 гг.) Она жила тогда в доме своей бывшей горничной на улице Калинина в Удомле. В сенях у нее стоял гроб для себя. Помню, как местные старики угощали меня земляникой и называли «барчуком». Бывала Екатерина Ивановна и у нас в Москве. Я, к сожалению, не застал в живых дедушку Павла, но мой отец бывал в Удомле много раз до войны и часто рассказывал о том житье-бытье. Рассказывал и дедушка Витя, который умер в 1956 г. Моя любовь к Удомле и воспоминания о ней нашли отражение в повести «Возвращение к ненаписанному», которая вышла у меня в 1983 году в журнале «Октябрь»№12…». 

Приведу кусочек из повести Е.Стеблова, касающийся Удомли. Следует иметь в виду, что в повести автор почему-то Екатерину Ивановну называет Дарьей Ивановной.

Отрывок из повести «Возвращение к ненаписанному» Е.Стеблова

Женя Стеблов

«…Случилось ей (бабушке) со мной летом пятидесятого года гостить у нашей родственницы Дарьи Ивановны в селе на озерах близ станции Удомля.

Есть на белом свете такие закоулки, где родная земля наша особенно обнажена и прекрасна, природа создает особое настроение, порождает мысли и поступки неординарные, и начинается творчество. Возле Удомлинских озер стоял, по преданию, чеховский «дом с мезонином», Левитан писал «Над вечным покоем», работал в своем имении изобретатель радио Попов. В начале века там обосновался рано овдовевший лесопромышленник, отец Дарьи Ивановны. Он боготворил дочь, единственную наследницу его дела. Вдвоем они любили наезжать в Москву и Петербург, оставляя значительные суммы в увеселительных заведениях обеих столиц. Из этих буйных праздничных вояжей Дарья Ивановна привозила в Удомлю массу новых нарядов и впечатлений, а когда настала пора, привезла себе мужа, отставного военно-морского доктора Пал Палыча, родного брата моего дедушки, с которым была счастлива всю жизнь, только не дал им Бог детей.

… В сенях у Дарьи Ивановны стоял загодя приготовленный ею для себя гроб. Но я тогда его не боялся, боялся индюка у калитки. Первое чаепитие начиналось совсем рано, как только выводили в стадо коров. Утреннее солнце, ударившись о начищенный самовар, стыдило в лицо Дарью Ивановну, приготовившуюся к обжорству, которое продолжалось весь день. Одних завтраков было три, два обеда, далее полдник и обязательная вечерняя трапеза. Спать ложились по куриному расписанию. Деревенские старики часто угощали меня земляникой, ласково называли «барчуком». По старой памяти они уважительно побаивались Дарью Ивановну как «дохтуршу» и делали снисхождение к ее с годами усиливающейся властности. Она занимала полгорницы в избе своей бывшей прислуги Ули, сочувственно приютившей ее на старости лет, и ею же помыкала.

В воскресные дни ездили попуткой на базар к станционному поселку.

– Ну что, чертовка, опять горькой сметаной торгуешь?

– Да что вы, Дарья Ивановна? Какая же она горькая?

– Ладно болтать-то. За полцены возьму, так уж и быть.

– Ой, Господь с вами, берите. Только не обижайте понапрасну.

– Тебя обидишь!

– Воnjоur! Я так рада вас видеть! – лепетала из-под чепца довольно пожилая худосочная особа несколько неопрятного вида.

– Воnjоur, Варенька. Как здоровье, mа сhеrе?

– Плохо, очень плохо, не спрашивайте, дорогая. Нам уж теперь о другом думать надо.

– Заходите на чаек как-нибудь. Милости прошу, не забудьте.

– Благодарю вас, моя дорогая.

– Не дай Бог, и впрямь припрется, чертовка, – обиженно добавляла Дарья Ивановна, провожая взглядом удалявшуюся компаньонку.

И действительно, через несколько дней старая худосочная дама в чепце возникала перед индюком у нашей калитки. Завидев подругу через окно, Дарья Ивановна тотчас бросала свое грузное тело ей навстречу, делая по пути необходимые распоряжения.

– Уля, дружок, тащи самовар к столу! А ватрушки-то готовы?

– Готовы, Дарья Ивановна.

– Так ты их припрячь, не подавай. Бог даст, и так обойдется.

Далее не было конца гостеприимным любезностям как на русском, так и на французском языках. И после одиннадцати-двенадцати чашек крепкого чая с колотым сахаром вприкуску приглашенную провожали восвояси.

– Нарумянилась-то, нарумянилась-то! Смех! Нехорошо уж так в наши годы, – рассуждала потом Дарья Ивановна, собирая посуду. – Ну и здорова же, чертовка! Чай, в оба конца около десяти верст оттопала.

Единственная баня в близлежащей округе находилась в селе Троицком (имеется в виду станция Удомля). Дорога туда лежала не так чтобы уж очень и дальняя, но грязная, с болотцем посередине. Выходили спозаранку, шли неторопливо. Впереди Дарья Ивановна с березовым посохом, за ней бабушка с двумя медными тазами, я бежал сзади налегке с одними мочалками. Белья не несли, надевали на себя все чистое. По малолетству мыли меня в женском отделении. (А стыдно-то, стыдно-то как было после, когда женщин на улице встречал, одетых.) От пара духотища, конечно, с непривычки, зато потом в предбаннике благодать! Идем обратно. Впереди Дарья Ивановна с березовым посохом, за ней бабушка с двумя медными тазами, и я сзади налегке. Подошли к болотцу на полдороге, отдышались, осторожно, еле-еле двинулись вперед по проложенному бревнышку. И вдруг я (вечно я со своим баловством!) со всего размаху падаю, скользнув с бревнышка, прямо в грязь отмытыми льняными волосами и в чистом белье. Ну, вытащили меня, поохали, поахали да и повернули обратно в баню, той же дорогой.

А вообще-то у Дарьи Ивановны было скучновато. Правда, играла иногда со мной в фантики внучка изобретателя радио Попова, но то была девчонка, и годами намного старше – силы-то неравные. Только к самому концу лета, когда стало холодать от частых дождей, прибыл домой на побывку сын нашей хозяйки Ули сверхсрочный старшина Василий. И сразу в корне изменил мое существование: пришил мне погоны к рубашке. Стало весело. Он даже в поле на свидание к своей девушке меня брал. Уйдут там за стог, разговаривают, а я тем временем велосипедные шины подкачиваю… И бабушка преобразилась, совершенно не узнать человека – вся сияет. Надо сказать, что она всегда выглядела очень молодо. Ей тогда под пятьдесят было, а больше тридцати никто не давал. Честное слово. Самое главное, не прилагала к этому никаких усилий, только единственное – в голову ничего не брала. В одно ухо влетит, в другое вылетит. Даже бабушкой запретила называть себя – так ей этот Вася нравился…»

Для тех, кто хочет ознакомиться с повестью целиком, даю ссылку: http://www.litmir.net/br/?b=25898&p=1

Источники: сайт Удомельской центральной библиотеки (http://ucbs.ucoz.ru/index/0-9),
Вышневолоцкий историко-краеведческий альманах №8 (http://www.vischny-volochok.ru/wika/wika08/wika8-16.php)